Продолжение публикации от 4 сентября 2018 г. Часть 6.
Из записок графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II.
…К обеду мы прибыли в Инкерман, называвшийся у Греков Феодорой, а у Татар – Ахтиаром (Ахтиром собственно называлось местечко, где построен Севастополь, а Инкерман в семи верстах оттуда). Здесь высокие горы полукружием огибают широкий и глубокий залив, где некогда стояли древние города Херсонес и Евпатория. Эту знаменитую пристань полуострова Херсонеса Таврического, позже называвшегося Гераклейским, императрица назвала Севастополем. Вид берегов Тавриды, посвященных Геркулесу и Диане, напомнил нам мифические времена Греков и уже более историческую эпоху босфорских царей и Митридата.
Между тем как их величества сидели за столом, при звуках прекрасной музыки, внезапно отворились двери большого балкона, и взорам нашим представилось величественное зрелище: между двумя рядами татарских всадников мы увидели залив верст на 12 в даль и на 4 в ширину; посреди этого залива, в виду царской столовой, выстроился в боевом порядке грозный флот, построенный, вооруженный и совершенно снаряженный в два года. Государыню приветствовали залпом из пушек, и грохот их, казалось, возвещал Понту Евксинскому о присутствии его владычицы и о том, что не более, как через 30 часов, флаги ее кораблей могут развеваться в виду Константинополя, а знамена ее армии – водрузится на стенах его. Мы спустились в залив. Екатерина обозревала корабли свои и дивилась глубине и ширине залива, вырытого природою, будто с намерением устроить здесь прекраснейшую пристань в мире. Проехав залив, мы пристали к подножию горы, на которой полукружием возвышался Севастополь, построенный Екатериной. Несколько зданий для складки товаров, адмиралтейство, городские укрепления, 400 домов, толпы рабочих, сильный гарнизон, госпиталь, верфи, пристани, торговая и карантинная, все придавало Севастополю вид довольно значительного города. Нам казалось непостижимым, каким образом в 2000 верстах от столицы, в недавно приобретенном крае, Потемкин нашел возможность воздвигнуть такие здания, соорудить город, создать флот, утвердить порт и поселить столько жителей: это действительно был подвиг необыкновенной деятельности.
Три корабля, спущенные при нас в Херсоне, и другие из Таганрога должны были прибыть сюда вскоре. Но между тем в заливе уже стояла эскадра из 25 военных кораблей, совершенно вооруженных, снабженных всем нужным и готовых по первому мановению Екатерины тотчас же стать под паруса.
Вход в залив спокоен, безопасен, защищен от ветров и достаточно узок, так что с береговых батарей можно открыть перекрестный огонь, и даже ядра могут долетать с одной стороны на другую. Естественно было думать, что вид таких сил на море и на суше, воспламенит воображение императрицы и пробудит ее честолюбие. Лесть и похвалы придворных, воинственные речи и порывы любимого министра, князя де-Линя и Нассау-Зигена могли отвратиь императрицу от миролюбивых намерений, прежде выраженных ею. Но, по-видимому, она оставалась непреклонною. Инструкции, посланные по окончании херсонских совещаний, остались неизменными, и Булгакова отослали обратно в Константинополь с поручением представить Порте предложения о миролюбивом соглашении в том виде, как эти предложения были составлены. Императрице хотелось узнать мое мнение о новых преобразованиях во флоте. «Ваше величество, сказал я, — загладили тяжкое воспоминание о Прутском мире. Запорожских разбойников вы превратили в полезных подданных и подчинили Татар, прежних поработителей России. Наконец основанием Севастополя вы довершили на юге то, что Петр начал на севере. Вам остается один только славный подвиг – одержать победу над природой, населить и оживить все эти завоеванные земли и обширные степи, чрез которые мы недавно проезжали». В самом деле. Ничто уже не могло помешать Екатерине скромно наслаждаться совершением такого подвига, — разве бы она захотела, вместо занятий этим полезным делом, отважится на новые завоевания и, может быть, тем повредить своей славе, потому что нередко нежданные неудачи расстраивают самые обдуманные предприятия и внезапно омрачают царствования самые славные. Неудачи Людовика ХIV в старости, потери Карла ХII, затруднительное положение Петра Великого при Пруте, истребление армии Наполеона, — это великие уроки, которые гении всех веков испытывали в превратностях войны, но которым они, к несчастью, не внимали, полагаясь на свою силу и на свое счастье. Вероятно, подобные мысли останавливали решимость Екатерины и боролись в уме ее с внушениями ее честолюбия, ее министров и царедворцев.
Близ монастыря св. Георгия, в местности, полной воспоминаний и очарований, императрица пожаловала землю князю де-Линю. Едва ли она могла сделать приличнейший подарок этому отличному умному человеку, который, при своем воинственном нраве, скорее являлся каким-то сказочным и романтическим витязем, нежели лицом историческим.
Мы с Нассау-Зигеном проехались вдоль по южному берегу и видели порт Символон (Греческий Символон, у Генуэзцев –Цембало, теперь по турецкому имени Балаклава). Здесь как и во всех почти пристанях Херсонеса Гераклейского, встречаются часто пещеры с комнатками, часовнями, кельями и надгробными камнями с греческими надписями. Грустно смотреть на эти скалы эти крутые горы, глубокие пещеры и страшные ущелья. Это места, поистине достойные служить жилищами Таврам и их доброму царю Тоанту. Полные мрачных впечатлений, мы не могли разсеяться видом Балаклавы, прежнего Символона. Это торговый город, почти исключительно населенный Греками, Армянами и жидами, сохранившими полную свободу богослужения и обычаев под русским, также и татарским владычеством.
Как во всех старинных греческих или восточных городах, здесь улицы узки, дома низки и мостовые из разноцветных камней. Деятельные, промышленные жители здешние, чтобы украсить это скучное место, стараются разводить сады на склоне черных, высоких гор, их окружающих.
Присоединяясь снова ко двору, мы вместе отправились из Севастополя обратно в Бахчисарай.
Записки графа Сегюра о пребывании его в России в царствование Екатерины II (1785-1789.-С.Петербург: типография В.Н.Майкова,1865.
Материалы предоставлены историком Валерием Крестьянниковым