Георгий Панкратов: «Севастополь вдохновляет меня своим существованием»

Писатель Георгий Панкратов родился в Ленинграде, но родным городом считает Севастополь, где вырос и учился. Сейчас автор проживает в Москве, но регулярно приезжает в наш город, где даже презентовал свою первую книгу в 2016 году. В декабре у него выходит третья, на подходе роман-фантасмагория об альтернативном Севастополе. Реальному городу, как и Крыму, в прозе Панкратова тоже находится место — крымские рассказы есть в книге «Стыд и совесть». Один из них появится в ближайшем номере журнала «Юность» Сергея Шаргунова, который объединит под одной обложкой участников форума «Таврида». Мы поговорили с Георгием о форуме, новой книге, писательской химии и Севастополе будущего.

– Какие сюжеты тебе интересны и почему?

– Безусловно, каждый писатель работает в своем поле, отвечает за свой сегмент. На какие-то моменты современная литература обращает мало внимания, и хочу, чтобы они были представлены и услышаны. Меня волнуют несправедливость, сложности взаимопонимания между людьми, поиск счастья, который порою приводит их на достаточно странные территории, подталкивает к спорным решениям.

Мне интересна беззащитность человека, но не только как классического персонажа литературы о маленьких людях, а в целом такая щемящая беззащитность человеческого существа на Земле, как перед неизбежной смертью, так и перед каждодневными задачами жизни. На бытовом уровне это выражается как непутевость, что ли, неосознанность проживания. Поиск компромисса с жизнью, примирение, принятие себя — вот, пожалуй, важные для меня сюжеты.

«Пиши о том, что знаешь». Верно ли это выражение? Как часто ты используешь сюжеты и персонажей из окружающей действительности?

– Без сюжетов из окружающей действительности можно писать только фэнтези, и то, наверное, шаблонное. Любые сюжеты из окружающей действительности. Более того, в своем концентрированном, нетронутом литературой виде они зачастую и сильнее, и мощнее, и эффектнее. Писательство — это так или иначе разбодяживание, заливка концентрата водой, химические взаимодействия различных веществ в такой условной писательской колбе. Главное, чтобы в результате все не взорвалось или полученное вещество не воняло так, что приходилось зажимать нос. Нельзя лить в колбу все подряд, считая, что любое событие окружающей действительности или собственной жизни имеет литературную ценность.

– Как сегодня писателю разговаривать с читателем на вечные темы, чтобы его поняли?

– Сейчас в литературе много внимания уделяется прошлому, его переосмыслению, либо напротив, сиюминутному, так называемой злобе дня. Очень часто к прозе звучит претензия, в особенности со стороны критиков и коллег: «здесь нет ничего нового». Тем не менее, я считаю, что есть определенные вещи, которые необходимо проговаривать из поколения в поколение, напоминать о них. Мне кажется правильным работать на современном или вневременном материале. Но нет универсального средства, чтобы быть понятым. В читателе важно зародить мысль, желание задавать вопросы и искать ответы, важно побудить его слышать самого себя.

Безусловно, я из тех авторов, для кого важен читатель. Но читатель не единый организм, это индивидуальности, личности. В годы своей юности я проводил много времени в книжных магазинах, выискивая странных, малоизвестных авторов. Возможно, так же происходит и теперь, с поправкой на интернет. Мой читатель найдет то, что для него важно.

– Допустим ли мат в литературном произведении? Есть ли некая грань, которую не стоит переступать (ужасы/насилие и т.п.)?

– Да, я считаю, что, безусловно, мат в произведении допустим, хотя сам не злоупотребляю. Другой вопрос, нужен ли он. Когда я встречал мат в последних книгах Пелевина, меня он просто раздражал, потому что казался совершенно неуместным и искусственным.

У меня есть жесткие сцены; в тех случаях, когда их использую, мне хочется, чтобы читатель сопротивлялся материалу. Если сопротивляется — значит, они не зря. Я обычно говорю, что в литературе все средства хороши, но только если это средства, если они на что-то работают. Например, де Сад остается в веках, потому что его натуралистичность встроена в мощную философскую концепцию, а у того же Ильи Масодова, популярного лет десять назад, конструкция запредельного мира, в котором нет ничего человеческого, является самодостаточной задачей. Если не вижу художественной задачи, конечной цели, у меня возникает отторжение к такой литературе.

Но не меньшее отторжение у меня вызывают споры об этом. Тем, кто беспокоится о насилии в литературе, стоит подумать, что у нас в соцсетях, новостях публикуют видео чьих-то смертей. И ни один человек не пишет, что вообще-то это неправильно: взять и вот так выложить последние секунды жизни человека, а потом сидеть, комментировать. Не говоря о насилии над животными. Никто с этим не борется, хотя ведь нужно, но это давно вошло в культуру повседневности. А насилие в литературе до сих пор кого-то оскорбляет.

– Рассказ (повесть, роман) предостерегает/ учит /подает пример/ развлекает /позволяет забыться / является в первую очередь самовыражением автора? С чем бы ты согласился?

– В первую очередь любое произведение развлекает, позволяет с интересом провести время. И на самом деле, так было и будет всегда, это главная задача. Смотрим ли мы какой-нибудь артхаус или комедийный сериал на ТНТ, задача одна — развлечься. То же и с книгами. Другое дело, что каждого развлекает разное. Смыслы, которые мы воспринимаем и которые рождаются в нас при соприкосновении с художественным произведением — это тоже часть развлечения, поэтому оно основное. А самовыражение самый печальный вариант, целью литературного занятия оно быть не может.

– Что ты еще пишешь, кроме повестей и рассказов? (статьи, сценарии и т.п.)

– В последнее время я предпочитаю не заниматься общественно-политической публицистикой, довольно редко пишу эссе на окололитературную тематику. Мне было бы интересно попробовать себя в сценарии, но только на собственном материале. Звучит самонадеянно. Некоторое время назад я писал статьи о Севастополе и был редактором городского портала, к сожалению, ныне не существующего. Теперь у меня в принципе редко возникает желание писать что-то, кроме прозы, по своей воле.

– А есть ли какие-то окололитературные планы?

– Это не планы, а скорее, фантазии. Например, запустить литературный журнал. У меня есть определенная идея: собирать то, что находится не в мейнстриме, некую потоковую литературу современности; то, в обычных журналах идет максимум довеском. Я даже придумал название для такого журнала: «Жернова», мне кажется, оно подходящее для литературного процесса, скажем так, второго-третьего дивизионов, которые мне больше интересны, чем писательская лига чемпионов. Кстати, по кубковому принципу можно организовать и премию, где соревновались бы не все со всеми, а конкретные авторы друг с другом: одна четвертая финала, одна вторая. Была бы «Большая книга» как чемпионат, и, например, «Средняя» как кубок.

Еще интересно записать беседы с молодыми авторами, опять-таки не самыми известными, чтобы понять общее ощущение: что для них литература, зачем она им, какой они видят ее и себя в ней. Но пока нет понимания, как реализовать эти задумки, с чего начать.

– Расскажи об участии в форуме «Таврида».

– Участвовать не особо хотелось, потому что я был наслышан о некоей корпоративной атмосфере, которая там царит: все эти зарядки по утрам, песни, жесткий распорядок. Но поскольку мне тридцать пять, а это максимальный возраст, когда еще можно поехать на форум, любопытство взяло верх: запрыгнул в последний вагон. В целом не пожалел.

Обычная атмосфера молодежно-писательских форумов — это вечерний алкоголь в дешевых номерах гостиниц, где живет по несколько человек, а здесь море, крымский воздух и космос над головой, при этом полный запрет на пьянство. Как оказалось, в этом есть своя прелесть. Очень насыщенная и интересная программа, приятная атмосфера. Если уж молодости необходимо заканчиваться, пусть это будет так.

Но надо быть объективным: творческая работа идет в лайтовом, расслабленном режиме, среди участников много тех, кто не связывает себя с писательством и не стремится на профессиональный уровень. Хотя все равно на мастер-классе было интересно. Ну и нет системы преференций: ламинированные дипломы и итоговый сборник в PDF — не те вознаграждения, к которым стремится писатель.

– Чем тебя вдохновляет Севастополь? Как думаешь, что ждет город в будущем, как он будет развиваться?

– Севастополь вдохновляет меня своим существованием. Это место, которое ассоциируется со счастьем. Я вырос на Центральном холме, на улице Володарского. Сейчас этого дома нет. А возле «Союзпечати» была лестница-спуск к Главпочтамту, по которой я ходил в школу. Ее закрыли в связи со строительством торгового комплекса «Диалог», а потом так и не открыли. После событий 2014 года тогдашний главный архитектор Севастополя говорил, что городу необходимо вернуть лестницу, но этого так и не случилось. Я не понимаю, как можно было ликвидировать в историческом центре города лестницу ради небольшого расширения торговой площади. В Севастополе будущего она обязательно должна быть восстановлена. Хотя в городе много и других проблем.

– Например?

– Транспорт. Слышал о планах строительства моста на Северную, но неизвестно, когда это еще будет. Хорошо бы пустить регулярные катера в Голландию, это очевидное решение транспортной доступности целого района, убрать с маршрутов микроволновки на колесах — городу нужны большие удобные автобусы, новые троллейбусы.

В последнее время неожиданно остро встает миграционный вопрос. Несмотря на присоединение Крыма и Севастополя к Южному федеральному округу, регион имеет ярко выраженную идентичность, имеющую мало общего с большинством других регионов этого округа, и ее необходимо отстаивать. Город должен быть безопасным для его жителей.

Понятно, что и в социально-экономическом, и в культурном аспектах Севастополю есть, куда расти. Пока я не встречал какой-то комплексной стратегии, касающейся будущего города, перспектив его развития. Главной ошибкой будет уклон в туризм и курортный отдых. Я мало что люблю так, как море, но Севастополь — это город русских моряков, это место силы, в том числе и силы военной. Херсонес, 35 береговая батарея, Константиновский равелин, Малахов курган — это точки силы и памяти, они наравне с флотом и есть основа города. Все остальное должно строиться вокруг этого.

– В декабре у тебя выходит новая книга. Расскажи о ней.

– Она называется «Российское время», в ней 14 рассказов, они, скорее, такие московские. Это эксперимент, сотрудничество с нишевым издательством, посмотрим, к чему оно приведет. Рассказы о свободе, любви, ревности, митингах, революциях, сектах, о больших трагедиях и маленьких жизненных радостях. А еще там много снежинок, снеговиков, елок. Скоро же новый год, наше самое важное время.

Беседовала Ирина Жибоедова

Фото № 4: пресс-служба арт-фестиваля «Таврида»